Как стать очень богатым? Оставляя в стороне обещания всяких левых сайтов, можно ответить с уверенностью: в основе финансового успеха лежит доступ к лучшему образованию. Примеры Джобсов, Гейтсов и прочих Цукербергов – это отдельные случаи, которые только плодят вредные мифы (хотя большинство из них все таки успешно поступали в лучшие вузы). На самом деле, образование дает несоизмеримые ни с чем конкурентные преимущества. А богатеете вы именно в результате конкуренции с другими такими же. Высшее образование США считается лучшим в мире. Никакие Оксбриджи и Кэмфорды сейчас уже давно рядом не стоят. Просто потому, что американское правительство давно вкладывает в образование большие деньги и так исторически сложилось, что после Второй мировой войны в США начали мигрировать лучшие специалисты со всего мира. И этот процесс продолжается. Только есть один важный момент. Качество образования и доступ к образованию – это две большие разницы. Для тех, кто не знает, поясню, как работает система вступительных экзаменов в американские вузы. Абитуриентам необходимо сдать (не в самом университете) стандартизированный тест SAT (реже – другая разновидность, ACT), а также тесты по специализации (SAT Subject Tests). Результаты направляются в приемную комиссию вместе с мотивационным эссе (statement of purpose). Далее приемная комиссия уже решает судьбу абитуриента. Система SAT существует меньше века, отсеивая нежелательных студентов, отделяя зерна от плевел. Решение о зачислении конкретного студента в конкретный вуз – всегда судьбоносное для студента, это понятно. Но когда «тестократия» – это тотальная система, она становится судьбоносной для всего общества. Лучшие вузы США до середины 20 века были исключительно элитарными, то есть обслуживали привилегированное сословие (крупных капиталистов). Основной критерий отбора студентов формулировался как «мужественный христианский характер». Акцент во время обучения в Гарварде, Йеле или Принстоне делался на социальной жизни – клубах, спорте, студенческих организациях и т.д. Во второй половине 19 века эта элитарность начала пониматься как проблема – ввиду значительного контингента «глупых сынков богатеев», как выражалось руководство Гарварда. Начался процесс демократизации, результатом которого стал отказ от «греческой» системы вступительных экзаменов. Однако после Первой мировой войны главы американских университетов начали опасаться другой крайности. Им казалось, что большой наплыв талантливых молодых людей из непривилегированных слоев (бывших солдат), а также большой наплыв абитуриентов других национальностей угрожает системе элитарного образования страны, и как следствие – всему американскому обществу. Как раз в это время вводится система стандартизированных тестов SAT. Кроме того, при решении о поступлении абитуриента делается акцент на бэкграунде – рекомендательных письмах, собеседованиях, фотографиях. С того времени система приема студентов практически не изменилась. Предполагается, что она работает на «всеобщее благо», то есть на меритократию, когда обществом управляют лучшие. Главным показателем служит корреляция между результатами теста и успешными оценками студента на первом году обучения. Недавно Лени Гиньер (первая небелая женщина, получившая позицию профессора Гарварда в 1998 году) опубликовала статью, в которой показаны интересные факты о том, как и, главное, для кого в действительности работает система высшего образования в США. Во-первых, отмечает Гиньер, связь между результатами SAT и успехами в обучении на первом году – крайне приблизительная, если не сказать, надуманная. Корреляция составляет только 14%, то есть в 86% случаев – тесты SAT не гарантируют то, что поступили действительно лучшие. А экономист Джесси Ротстайн и вовсе назвал цифру 2,7% в своем исследовании 2004 года. Другой важный вывод – то, что наиболее авторитетные рейтинги рассчитываются исключительно исходя из SAT, а те вузы, которые по каким-то причинам отказались от тестовой системы, автоматически понижаются в рейтинге. До введения ЕГЭ в России многие вузы протестовали против обязательного применения этой системы в процесс зачисления студентов. Можно представить, как МГУ ставится в самый низ рейтинга только потому, что он отказывается от ЕГЭ. Но и это не главный вывод, к которому пришла Гиньер. Намного более показательная связь наблюдается не в соотношении «результаты вступительных тестов – успехи в учебе», а в другом. Проанализировав соотношение результатов SAT и социальных характеристик поступивших студентов, Гиньер получила следующие результаты. Максимальные балы набрали абитуриенты из белых семей, с доходом более $200 000. Далее снижение по шкале результатов прямо пропорционально снижению доходов семьи. Такая же связь наблюдается в соотношении количества «цветных» студентов и результатов SAT. О чем это нам говорит? В наших российских реалиях ответ более-менее всем известен. Те родители, которые располагают большим достатком, могут позволить себе натаскать своих детей на стандартизированные тесты. В итоге доступ к лучшему образованию получают не «лучшие», а самые богатые. Они же получают ключевые позиции в американском обществе. Другими словами, высшее образование в США сегодня – ровно такое же сословное, как и в 19 веке. Оно доступно, главным образом, потомственной финансовой элите страны, плюс – более открытое сегодня для международной финансовой элиты (с каждым годом плата за обучение для иностранных студентов растет в геометрической прогрессии). Но есть одна разница. Раньше элитарное образование не притворялось меритократией. Высшие слои считали себя обязанными служить в интересах общества, работать на его улучшение, так как понимали, что располагают привелегиями не благодаря личным качествам и труду. Сегодня выпускники Гарварда ставят, главным образом, эгоистические цели – потому что считают, что получили свои дипломы исключительно по собственным заслугам. Это ответ на вопрос о том, почему мы имеет все те же проблемы, что и сто лет назад – в мировом масштабе и на уровне государств. Почему проблемы не решаются, а мир «не становится лучше», несмотря на опыт катастроф 20 века. Потому что странами и важнейшими их институтами управляют примерно те же группы, что и сто лет назад, с теми же интересами и образом мышления. Сегодня это называется High Net Worth Individuals (то есть долларовые миллионеры). Отсюда же – так называемый «золотой миллиард». Такие выводы могут очень обрадовать многих «фанатов» США. Но стоит все это перенести на Россию, как выводы становятся совсем не радужными. В России все то же самое. Плюс к сословности высшего образования мы имеем тотальную коррумпированность – если взять, по крайней мере, лучшие вузы страны. Еще разрыв между самыми богатыми и самыми бедными у нас один из самых высоких в мире. «И чё?» - спросит кто-то. Потомственный кузнец работает лучше, чем непотомственный, он ведь с молоком матери и т.д. Следовательно – лучшие управленцы могут и должны быть потомственными. Такой новый феодализм. Только это не так. Например, в последнее время мы наблюдаем совершенно безответственные принципы принятия финансовых решений в нашей стране – то же относится к принятию политических решений. Возможно, дело в том, что наша элита, которой все доставалось намного проще, чем тем, кто потратил на свой статус много сил, кто боится ошибок, потому что эти ошибки могут дорого стоить, – эта элита не слишком боится последствий. Если говорить по-простому, когда тебе особенно нечего терять – ты и не особо стараешься. А что касается меритократии – я лично считаю, что она возможна. Но начинать нужно именно с образования. Тогда ключевые посты будут занимать действительно лучшие, а не только мажоры. Как там у нас дела сейчас с российским образованием?