Решил собрать в одном месте все главные экономические заблуждения (речь о мире, а не России, у нас свои тараканы), на основе которых делается анализ текущей ситуации, строятся теории, принимаются решения и тд. Сразу отмечу, "миф" - это не "ложь", а устойчивые представления, принятые вопреки рациональному анализу фактов. Так же как историческое событие вполне могло существовать независимо от родившегося от него мифа, а природные процессы существуют в реальности вне зависимости от перунов с зевсами, так и экономические процессы и их законы - это объективная реальность. Я совсем не выступаю против финансовой системы как таковой или против рыночной экономики. Вопрос только в том, как мы интерпретируем эту реальность. Проблема в нашей вере в непреложность законов как чего-то "от природы", без понимания историчности законов: они всегда существуют в определенном месте и в определенное время, но мир постоянно меняется. 1. Все обязаны платить по долгам В последнее время много говорят о валютных ипотечниках, которых большинство россиян осуждает – по крайней мере, ничуть им не сочувствуют или сочувствуют значительно меньше, чем обычным заемщикам в рублях. Современная социальная и экономическая реальность такова, что долг связан с социальным неравенством настолько же, насколько он связан с бытовым представлением об одалживании и возвращении долгов. Когда бедные вынуждены брать кредит из-за низкой оплаты труда и высоких цен, а потом попадают в долговую яму всевластных кредиторов – по меньшей мере, не всегда стоит судить о должниках с неких обобщенных позиций. Если уж кому-то так хочется ставить вопрос в моральной плоскости, но неплохо бы по крайней мере поставить под сомнение систему, обрекающих простых людей на долговое рабство. Общеизвестный факт: в 2015 году доля мирового богатства, принадлежащая 1% сверхбогатых, выросла до 50%. В то же время 71% беднейшего населения планеты (а это около 3,8 млрд людей) доступно лишь 3% от всего этого пирога. Правила игры, определяемые богатейшими, можно предположить, не всегда будут в пользу беднейших. При высокой концентрации капитала не только увеличивается зависимость людей и стран от долгов, но еще и огромная масса финансовых ресурсов уходит в непродуктивную и рискованную область финансовых спекуляций. Начиная с 1970-х западные банки, наполненные нефтяными деньгами, предоставляли самым коррумпированным режимам третьего мира крупные займы. При этом прекрасно понимая, что большая часть этих сумм уйдет в карманы диктаторам и элитам, не доходя до простых граждан. Результатом оказалось бесконечная долговая яма для эти стран, разрушающая их экономики. Обслуживание долга зависит не только от состояния экономики страны-заемщика, но и от поведения кредиторов. Самый показательный пример последнего времени – это, конечно, Греция, которая безрассудно занимала слишком непомерные суммы во время правления коррумпированного правительства. Сейчас руководство ЕС больше обеспокоено нуждами кредиторов, а не реструктуризацией и частичным списанием долга во благо греческой экономики и гражданам страны. Греческий долг растет, банковская система рушится, а бизнес задыхается. И никому от этого не становится лучше. Другими словами, здесь не работают ни моральные максимы, ни экономическая целесообразность. 2. Режим жесткой экономии создает рабочие места и экономический рост Во время прошлогоднего греческого кризиса многие люди, далекие от экономики и от Европы, узнали, что такое «режим жесткой экономии». Это то, против чего протестовали греки, и что навязывала грекам «тройка» кредиторов с руководством ЕС. Режим жесткой экономии по идее должен помочь разобраться с финансовым кризисом, который, как правило, является следствием безрассудного и рискованного поведения частных банков. Между тем банкам даются крупные вознаграждения из бюджета, а гражданам предлагается «затянуть пояса» вместе с урезанием госрасходов. Правительство в таких случаях представляет жесткую экономию так: это горькая пилюля, которую необходимо проглотить ради выздоровления. В результате – бизнес почувствует силу, создаст рабочие места, будет локомотивом экономического роста. Известный экономист Пол Кругман отмечает: после повсеместного перехода к режиму экономии в 2010 году, экономики большинства стран, принявших эту программу, продолжали страдать. Нобелевский лауреат Джозеф Стиглиц назвал жесткую экономию «самоубийством» в 2012 году. Позитивный настрой не сменил депрессию. На самом деле режим жесткой экономии был теоретически обоснован на базе мер МВФ и Мирового банка в отношении стран третьего мира в кризис 1980-х. Уже после кризиса 2007-2008, после более детального исследования жестких мер, МВФ пришел к выводу о скорее негативных последствиях. После этого экономический истеблишмент США относится к политике жесткой экономии критически. Причина очевидна: в условиях снижающихся доходов и нестабильности, отсутствия уверенности в действиях правительства люди меньше тратят и потребляют, больше копят (это касается и сверхбогатых). Стагнация продолжается. По-настоящему действенным сигналом к подъему является увеличение госрасходов, создание новых рабочих мест, усиление социальной защищенности – тратя средства продуктивно, а не в пыль. 3. Снижение дефицита бюджета - единственный выход из кризиса В 2009 году политики не понимали, что происходит с мировой экономикой. Было распространено мнение о конце капитализма как такового. Огромные суммы вливались в сломанную финансовую архитектуру – и утекали бесследно, как в дуршлаг. Большие средства тратились на налоговые стимулы, для спасения реальной экономики. Гигант General Motors буквально спасали от банкротства. Однако вскоре после спасения финансовых рынков налоговое стимулирование реальной экономики прекратилось. Центробанки начали выдавать «бесплатно» (по исторически низким процентным ставкам) частным банкам средства, с которыми эти банки сами должны были решить, что делать. Количественное смягчение имеет отношение к политике центробанков, а не правительств. Когда банкам уже не нужно госфинансирование, государство начинает урезать дефицит бюджета и госрасходы. Все исходя из представления, что государства слишком много брали в долг. Хотя это не так, до кризиса 2007 года госдолг и дефицит бюджета снижались – во время кризиса 80-х и мировых войн оба показателя были существенно выше. Только во время Второй мировой и Великой депрессии госзаймы тратились на реальную экономику и создание рабочих мест, после чего настал «золотой век» капитализма 1950-60-х. В противоположность этому, после 2008 года бюджетные средства в большей степени шли на финансовые рынки, что не сулит перехода к быстрому росту (что подтверждается текущей ситуацией мировой экономики, через 5-6 лет). Мир в целом не может находиться в состоянии задолженности: на каждого должника приходится кредитор. Госдолг растет прямо пропорционально росту частных сбережений. Когда растут частные сбережения, которые не тратятся на реальную экономику, происходит кризис. 4. Прогрессивный налог отпугивает инвесторов Один из главных мифов неолиберализма в экономике: частное предпринимательство рождает всеобщее процветание, а налоги его уничтожают. Соответственно, чем ниже налоговые ставки, тем богаче мы все будем. А низкие налоговые ставки привлекают инвесторов и предпринимателей из других стран, т.е. привлекают деньги. Во-первых, бизнес не может функционировать в стране, где нет государственного финансирования образования, здравоохранения, инфраструктуры и контроля над занятостью – всего, что обеспечивается налогами. Ни один здравомыслящий инвестор не будет вкладывать в страну, которая находится на грани социального коллапса. Прогрессивный налог выражает демократический подход: больше платят богатые, т.е. наиболее социально защищенные. Это всего лишь более равномерное распределение финансовых ресурсов. Те же средства можно собрать «с миру по нитке», т.е. у бедных, но понемногу. Это так или иначе решение, лежащеев политической плоскости. Скандинавские страны – это страны с наиболее прогрессивным законодательством (т.е. с налогом, растущим пропорционально прибыли), и вместе с тем – одни из самых процветающих в мире. Шведы готовы были платить налог в 60% в разгар кризиса 2008-го, потому что были уверены, что экономика страны в скором времени пойдет вверх. Томас Пикетти отмечает, что если смотреть не на доходы, а на богатства, то станет видно, что государства практически не располагают богатствами: как правило, долги примерно равны располагаемым активам. При этом в частном секторе активы превышают долги примерно в 6 раз. А налог на частные активы хотя бы на 15% принесет годовой доход развитого государства. Так или иначе, совсем небольшой налог на богатство поможет справиться с любым кризисом. Но его никто не собирается вводить. 5. Мигранты - бремя на шее национальной экономики В развитых экономиках принято напрямую или косвенно выставлять мигрантов как тех, кто «крадут» рабочие места у граждан и в целом являются бременем для экономики. При этом в развитых странах считается нормальным и справедливым, когда их граждане уезжают работать и делать бизнес в бедные страны, получая такие доходы, на которые им не приходится рассчитывать в своей стране и которые мало кому доступны из местных жителей. Между тем годовой доход, который приносит каждый мигрант развитой экономике, составляет $2800. Только в Британии с 2000 по 2013 годы мигранты не из европейских стран (они с меньшей вероятностью пользуются государственными пособиями, чем сами британцы) принесли стране 5 млрд фунтов через налоги. Мигранты, как правило, активные, продуктивные молодые работники с заниженными ожиданиями относительно зарплат и социальных гарантий. Экономист Майкл Клеменс отмечает, что эффект от миграции всегда позитивен: с точки зрения роста зарплат местных жителей, с точки зрения создания новых рабочих мест. 6. Частный сектор эффективнее государственного Вера в мудрость рынка предполагает, что частный сектор всегда более эффективен, чем государство. Государства используют приватизацию, чтобы залатать бюджетные дыры и урезать долг. Приватизации на данный момент посвящены сотни крупных исследований и не было найдено ни одного доказательства безусловно большей эффективности частного сектора, чем государственного. Например, самое большое исследование приватизации посвящено европейским компаниям в период с 1980 по 2009 годы. Там сравниваются показатели приватизированных компаний с их же показателями до приватизации. Результат таков: показатели до приватизации были лучше и оставались таковыми в течение 10 лет после. Особенно яркий пример касается частной системы здравоохранения в США: при пиковых расходах на медицину (причем расходах частных, а не государственных) показатели здоровья жителей страны хуже, чем на Кубе, где расходы значительно меньше. 7. Органические источники энергии более рентабельны, чем возобновляемые Даже теперь, когда цены на сырье близки к историческому минимуму, возобновляемые источники энергии могут конкурировать с органическими. Ветряная энергия дешевле, чем углевая и газовая, в Австралии, где в полезных ископаемых нет дефицита. В некоторых регионах США также многие проекты ветряной энергии оказываются эффективнее имеющейся развитой инфраструктуры органики. Производительность возобновляемых источников энергии в мире растет большими темпами, чем производительность углевой, газовой и нефтяной переработки вместе взятых. Стоимость солнечных батарей упала с 1990-х практически в 10 раз. Главное преимущество возобновляемых источников энергии в том, что сами «источники» - солнце и ветер – совершенно бесплатны. Проблема лишь в том, как снизить издержки переработки и транспортировки. Но, во-первых, нужно помнить, в каком плачевном состоянии сейчас находится нефтяная индустрия. Во-вторых, хорошо бы помнить об экологических последствиях переработки органических источников – с которыми так или иначе давно начали бороться практически все страны. Будущее не за горами, в общем. 8. Финансовая регуляция уничтожит банковский сектор Без финансовой регуляции банковская система в принципе не может работать. В упомянутый период «золотого века» капитализма 1950-60-х гг, усиление финансового регулирования сопровождало бурный экономический рост, следствием чего было практически полное отсутствие финансовых кризисов. В 1980-е финансовое регулирование резко ослабло, соотвествтенно, количество кризисов резко выросло. Банки стали самым прибыльным секторов в экономике: около 40% всей корпоративной прибыли в США приходилось на банковский сектор. Тотальная дерегуляция привела к мировому финансовому кризису, который стер даже сверхприбыли самих банков за многие годы. Банк международных расчетов – это мировой институт, выполняющий функцию центробанка для всех центробанков. В его планах – рекапитализация мировых центробанков до 2019 года, смысл которой в том, что чем больше в их резервах хранится их собственных средств, тем меньшее вероятности, что придется их спасать. Также, помимо большей защищенности, это подразумевает меньший объем кредитования со стороны центробанков, а значит – меньше прибыли. Неудивительно, что центробанки стараются как можно дальше отодвинуть выполнение данной программы. Если в прошлые кризисы были рычаги достаточно быстрого выхода из кризиса – низкие процентные ставки, санации – теперь они недоступны. Слишком много средств потребуется для сегодняшней децентрализованной банковской системы, а процентные ставки продолжают быть минимальными – уже некуда снижать (вся эта ситуация называется «ловушка ликвидности»). Так или иначе отсутствие регулирование грозит беспомощностью перед мировыми кризисами, которые стабильно происходят раз в 10-15 лет. Потому что сами банки ориентированы только на прибыль, ни в чем себя не ограничивая. 9. Профсоюзы устарели и вредят экономическому росту Профсоюзы ограничивают свободу рынка. Есть еще одно распространенное мнение – что они также ограничивают рост благосостояния. Последнее несправедливо. В сердце «великой рецессии» 2008 года лежало фундаментальное снижение потребительского спроса ввиду стагнации реальных зарплат с 1980-х годов. Результат – нежелание инвестировать в расширение производства и избыток частных накоплений. Колоссальный рост неравенства также привел к снижению потребления – чем больше богатства у небольшой группы людей, тем меньше эти средства используются. На этом фоне непрерывно снижалась доля работников, состоящих в профсоюзах (с 44% в 1980 до 30% в 2010 в развитых странах). Как прямое следствие – упомянутая стагнация реальных зарплат. Стремительное сокращение среднего класса в развитых странах носит системных характер и угрожает росту экономики. С 70-х годов число богатых выросло в 2,5 раза, бедных – в 2 раза, а среднего класса – в 1,4 раза (при росте населения 60%). Доходы богатых за это времени выросли на 76%, среднего класса – на 23%, бедных – на 18%. МВФ в недавнем исследовании отметил связь между спадом профсоюзов и ростом доходов топ-менеджеров, а также ростом социального неравенства в целом. Результатом роста неравенства и стагнации реальных зарплат является упомянутая ловушка ликвидности. Все это на фоне спада профсоюзов, которые, вероятно, сдерживали бы эти процессы. Плюс ко всему – параллельно к сокращению профсоюзов падали темпы роста ВВП развитых экономик начиная с 1960-х. В общем, идея, что профсоюзы ведут к регрессу, в корне не верна. 10. Только рост нас спасет После кризиса 2008 экономисты и широкая общественность ждали экономического роста – именно так понималось восстановление. Не стабилизация, а именно рост (это разные вещи). Как говорил Б. Березовкий, «экспансия – все!». С 1900 по 2008 годы мировое население выросло в 4 раза, а ВВП на душу населения – в 6 раз. Но экономический рост за этот век оказался далеко не равномерным: 925 млн человек не хватает еды, чуть менее половины мирового населения живет в абсолютной нищете. Хотя средств за это время появилось достаточно, чтобы все это ликвидировать. Как говорится, было бы желание. Культивирование роста ВВП (довольно искусственного показателя, сегодня все менее релевантного) приводит к расточительному использованию ресурсов без оглядки, в том числе, на экологию. Стабильная экономика уже не может зависеть только от бесконечной гонки роста ВВП, необходимо равномерное распределение богатства, повышение качества жизни во всех сферах, оптимизация использования ресурсов. При столь желанном росте в 3% в развитых странах их экономики будут удваиваться каждые 23 года, потребляя за такой период больше, чем за все предыдущее время в истории. Это совсем не стабильная ситуация. Ложное представление о том, что, ограничивая рост, мы проигрываем гонку роста, уже очевидно входит в противоречие с рациональным и целесообразным экономическим поведением. Вера в естественность рыночных механизмов должна остаться в прошлом, вместе с первобытной верой в природные божества, которые «лучше нас знают», поэтому нам лучше не вмешиваться. Постскриптум Сегодня мы свидетели фундаментальной перестройки использования ресурсов планеты. Перестройка происходит и в наших мозгах: мы все меньше доверяем вертикальным экономическим отношениям, а коммуникационные технологии позволяют все больше переходить в горизонтальные: зачем нам вступать в отношения с неповоротливой и жадной корпорацией, когда мы можем сами разобраться со спросом и предложением (пример Uber). Границы государств все меньше имеют значение (международные компании, интернет-торговля, криптовалюты), а человечество все больше воспринимает себя как нечто единое. Надвигающая тотальная автоматизация снизит объем труда, размоет границу между рабочим временем и свободным. Все это приведет к фундаментальной демонополизации и коллобарационной модели экономики. К возникновению новых форм собственности, займов и бизнес-отношений. Скорее всего, наши дети будут смотреть на время, в котором мы живем, как мы смотрим на дикость эпохи промышленной революции начала 19 века. Хотим мы этого или нет, прогресс и эволюцию не остановить. А самое главное, эволюции совершенно наплевать, какие мифы и ложные представления живут в наших с вами головах.